Информация о выдвижении Путина на Нобелевскую мира оказалась не совсем правдой. Во-первых, Путина выдвинул не писатель Котов, а два туриста – Петров и Боширов. Во-вторых, Путин выдвинут не на Нобелевскую премию мира, а на Нобелевскую премию по химии за разработку «Новичка». В-третьих, Путин просит, чтобы выдвинули и его соавтора, который, как он полагает, живет в Латвии.
Мирза АЛИЛ
Кто-то будет смеяться, но это правда: в том, что когда-то Сергей Куртадижев стал редактором «Волжского комсомольца», есть и моя заслуга.
Кажется, 29 декабря 1995 года уже в конце дня ко мне на работу приехал мой знакомый, который рисовал для местных изданий. Он мне сказал, что редакцию «Волжского комсомольца» выселяют из «Дома печати», сотрудницы, а в газете тогда в основном работали женщины, практически ночуют в своих рабочих помещениях, чтобы в их отсутствии не выбросили их мебель и технику, и не заменили замки. Якобы некий Бурла, то ли бизнесмен, то ли просто разбойник, незаконно зарегистрировал газету в федеральном министерстве точно с таким названием и теперь претендует на все, что принадлежало коллективу. Знакомый мне сказал, что исполняющая обязанности редактора Эльвира Сергеевна (фамилию забыл) просит, чтобы я сочинил на эту тему фельетон, и срочно.
Я знакомому сказал, что ничего не обещаю. Если получится, завтра ему сообщу.
Я вечером написал фельетон. Уже 31 декабря 1995 года появился спецвыпуск газеты с огромным для Самары тиражом – 30 тысяч экземпляров с моим фельетоном на первой полосе. 24 января 1996 года этот фельетон повторно был опубликован и опять на первой полосе.
Мне потом говорили, что якобы этот спецвыпуск произвел сильное впечатление даже на тогдашнего губернатора К. Титова и газету вырвали из рук Бурлы и его друга, директора или хозяина Дома печати Сивиркина, впоследствии ставшего «православным» депутатом областной Думы.
И вот оставив редакцию там, где она находилась, губернатор Титов (видимо, он) назначил главным редактором газеты Сергея Куртаджиева, не спросив при этом мнение журналистов.
Я в Доме печати изредка появлялся, часто через знакомых передавал свои рукописи, иногда самому удавалось попасть туда. Печатался я в «Волжской коммуне, в сатирическом журнале Горчишникъ», время от времени и в «Волжском комсомольце». Но в «Комсомольце» до заказного фельетона лично не бывал. Через некоторое время мой знакомый сказал, что Эльвира Сергеевна хочет со мной поговорить. При встрече она мне сказала, что все ее сотрудницы меня благодарят («низко поклоняемся» – так она сказала, возможно, шутя) за то, что я так им помог. Но есть проблема. Новый главный редактор против, чтобы я тут печатался. Поэтому я должен для своих материалов выбрать какие-то псевдонимы.
Я, конечно, был озадачен. Но еще некоторое время для них писал и, как прежде, переводил с иностранной прессы. Все это печаталось под другими именами. Куртаджиевым я был объявлен персоной «вон из града». Женщины тогда при встрече со мной говорили шепотом, все они боялись Куртаджиева, который, по их словам, занял огромный кабинет, ведет себя как барин, журналистов за людей не считает и собирается многих уволить…
Редакция мне должна была денег. Мне за материал платили совсем немного. Может, по нынешнему курсу сто рублей и того меньше. Гроши. Но все равно платили. После Куртаджиева платить перестали. Денег я не получил и за предыдущие материалы. И за фельетон, якобы спасший газету, тоже ничего не получил. Эльвира Сергеевна просила, чтобы я время от времени звонил, что, может, деньги еще будут…
Я не стал звонить и после этого Эльвиру Сергеевну не видел…
Мне, конечно, сочинять нравится. Но себя никогда в журналистике не видел. К тому же русский язык для меня не родной, я им, к сожалению, владею, как однажды сказал поэт Михаил Гаврюшин про другого «нацмена», «относительно»… Поэтому категорически отказывался, когда мне предлагали постоянную работу. В «Волжскую коммуну» неоднократно звали. То есть мне «Волжский комсомолец» никак не нужен был. Просто я не мог понять причину такой черной неблагодарности и, если говорить простым языком, свинства.
Никогда не встречался с Куртаджиевым. Голос его, мерзкий, скользкий, по радио слышал. Издалека в Доме печати видел. Шел в темных очках с походкой барыги.
Конкретно о нем ничего не знаю. Но читаю его интервью, многочисленные, и вижу что этот человек, когда дело касается денег, ничем и никем не брезгует. Сам рассказывает, что к Титову ходил и исполнял роль тамады. Потом ходил к Тархову. Потом к Артьякову…
Из-за него я не могу в достаточной мере уважать человека, достойного уважения, Дмитрия Муратова.. Как он может дружить с таким мерзким типом, как Сергей Османович?
Теперь еще смешнее: Лейбград был моим героем. Еще в конце девяностых я написал о нем материал в фельетонном стиле. О том, как он много болтает и на информационном радио свои стишки без конца читает. В «Волжской коммуне» Светлана Внукова оказалась в тяжелом положении: не хотела мне отказать, знала, что если не напечатают, больше не стану писать. А Лейбграда Внукова больше меня уважала и обижать его никак не хотела.
Материал был опубликован через три с половиной месяца…
А Лейбград еще лет двадцать читал свои стишки на информационном радио, называя людей, авторов таких же стишков, как свои, гениальными, а кривоногих куйбышевских футболистов легендами. Объявлял голодовку, требуя спасти «Крылья», а когда спасали, кричал, что украли часть денег при спасении.
А его коллег на «Эхе» Гор Мелконян говорил так, как будто вот-вот родит тройню…
Я думал, что не доживу до того дня, когда обновится Самарское «Эхо»…
Обновилось…
Лучше бы не дожил…Эхо Москва отметило свое тридцатилетие. За это время в столичной редакции появилось большое количество талантливых молодых журналистов. Смотрите на Соломина, Нарышкина…
А тут если городской сумасшедший Лейбград уходит, его место занимает старый (предположительно) прохиндей Куртаджиев…
Сидит теперь у микрофона, воображает себя, возможно, Ларри Кингом и Венедиктовым одновременно. И даже евреем.
Как после такого восхождения не поднимать еще свой этнический статус!
Будь ты проклята, провинция!
Не люблю город. Почти не бываю в нем. Гуляю по диким берегам от Ладьи до Загородного парка. Общаюсь только с рыбаками. Возможно, через какое-то время этот участок тоже закатают в асфальт и покроют плитками.
Думаю, до того времени не доживу….
Хейрулла ХАЯЛ
03. 09. 2020, Самара
— Allo! Qəşəm Nəcəfzadədir?
— Bəli, mən görkəmli şair Qəşəməm. Zəng hardandır?
— Vilayətdən.
— Nə vilayət, a kişi. Məni dolayırsan? Azərbaycanda vilayət var? Bir vilayət vardı, onu da, türkün məsəli, ermənilər zad elədilər. Bəlkə sən Türkmənistandan zəng vurursan?
-Şair, mən o vilayətlərdən deyiləm!
— Rəhmətliyin oğlu, indi cən mənimlə Məşədi İbadı oynayacaqsan? «Yox, mən o məcnunlardan deyiləm…» Qoçaq, bəs sən hansı vilayətlərdənsən?
— Qəşəm şair, Vilayət mənim adımdır. Özüm də general-polkovnikəm.
— Vallah, sən məni yenə dolayırsan. Sən generalsan ya polkovnik?
— Mən general-polkovnikəm. Yəni genaralın kvadratı, kubu. Yəni ən yuxarı rütbədəyəm. Bunu ancaq naxçıvanlılara verirlər. Özüm də nazirəm. Nazir Vilayət Eyvazov!
— Cənab nazir! Acizanə üzr istəyirəm. Cənab nazir! Divandan dik qalxıb durmuşam ayaq üstdə. Bir əlim də qulağımın dibində, sizə “çest” verirəm!
— Qəşəm şair, azad! Otur! Səninlə söhbətim var.
— Cənab nazir! Mən söhbətə hazıram! Mən həbsə də hazıram! Mən şəxsən hesab edirəm ki, hər bir vətəndaş həbsə hazır olmalıdır, bu, ziyarət kimi bir yşeydir, öndərimiz demişkən, dövlətçiliyimizə xidmət edir.
— Sağ ol, şair! Mən sizdən oğlunuz haqqqında soruşmaq istəyirəm.
— Cənab, nazir, mənim oğlum yoxdur. Mən heç evlənməmişəm.
— Necə evlənməmisən, Qəşəm?
— Cənab nazir, əlahəzrət prezidentimiz toyları qadağan edib. Mən daha prezidentin qadağasını pozub toy çaldıra bilmərəm ki…
— Şair Qəşəm, axı sən çoxdan evlisən. Mənim qabağımda sənəd var. Burda yazılıb ki, sənin arvadın var.
— Arvad? Düzdür, arvad var, ancaq çoxdankı arvaddır. Mən fikirləşirdim ki, o heç sayılmır…
— İki oğlun da var. Böyüyü Kəramət…
— Cənab nazir, yadıma düşdü. Var, düzdür. Kəramət oğlumdur. Sizə qurbandır. Kəramət oğlumu sizə, əlahəzrət prezidentimizə qurban da kəsərəm, ancaq ləyaqəti yoxdur… Həm də heç tuta bilmirəm, əl vermir, qırışmal burcudur…
— Qəşəm şair, indi Kəramət bizdədir…
— Sizdədir? Cənab nazir, Kəraməti qonaq çağırmısınız?
— Hə, elə bir şeydir.
— Allah sizdən razi olsun, cənab nazir, sizə generallıqdan, polkovniklikdən başqa mayorluq da versin. Sizdən xahişim var: Kəraməti çox içməyə qoymayın, qoy ürəyi nə istəyir, yesin, ancaq işməsin. İçən kimi qatıqlayacaq. Yenə əlahəzrətdən ev istəyəcək.
— Kəramətin davası ev davasıdır?
— Ay nazir, ay başınıza dolanım, bəs nədir? Bəs deyirdiniz əqidə davası eləyir? Əqidə hardaydı, ay başınıza dönüm… Ev istəyir. Pul istəyir.
— Verərik. Daha nə istəyir?
— Deyir Cəlil Məmmədquıluzadənin heykəlini götürüb yerinə onun heykəlini qayırıb qoysunlar.
— Buna da baxarıq. Cəlil Məmmədquluzadə naxçıvanlı da olsa, naxçıvanlılara çox qaralar yaxıb. Ondan narazılıq çoxdur.
— Yaxıb da sözdür, cənab nazir, hamımızın anasını, türkün məsəli, zad eləyib. Özü də evi ola-ola, pulu ola-ola. Bizim Kəramətə ev verəsən, yemək-içməyinin, kefinin pulunu verəsən, yazmağı da tərgidər.
— Verərik, Qəşəm şair.
— Qurbanam sizə, cənab nazir. Qurbanam əlahəzrət prezidentimizə. Vallah, Kəramət əlimə düşə, onu qurban kəsərəm prezidentimizə. Allah sizə leytenantlıq da versin…
Mirzə ƏLİL
21. 08. 2020, Samara
После всего того, что он сделал Михаилом Ефремовым, адвокат Эльман Пашаев, как честный елочек, должен на нем жениться. Думаю, Михаил не был бы против, так как многочисленность браков косвенно показывает на то, что в браке с женщинами он достаточного кайфа не получает. В конце концов Эльман Пашаев мог бы и усыновить его. И Ефремов стал бы Пашаевым. Это со всех точек зрения хорошо. Во-первых, он бы не стал больше позорить фамилию Ефремова. Во-вторых, Пашаевы – самая влиятельная в Азербайджане теперь семья. Может, они и Мишу приняли бы в свой круг, присвоив ему звание народного Артиста Азербайджана…
Одним словом, куда не плюнь, везде хорошие перспективы…
Гийяс-ад-Ди́н Абу-ль-Фатх Ома́р бин-Эбрахи́м Хайя́м Нишапури́ (перс. غیاث الدین ابوالفتح عمر بن ابراهیم خیام نیشابورﻯ), Ома́р Хайя́м (عمر خیام); 18 мая 1048, Нишапур — 4 декабря 1131, там же) — персидский философ, математик, астроном и поэт.
Один не разберет, чем пахнут розы,
Другой из горьких трав добудет мед.
Кому-то мелочь дашь — навек запомнит,
Кому-то жизнь отдашь — а он и не поймет.
Кто жизнью бит, тот большего добьется.
Пуд соли съевший выше ценит мед.
Кто слезы лил, тот искренне смеется.
Кто умирал, тот знает, что живет!
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
Ты скажешь, эта жизнь — одно мгновенье.
Ее цени, в ней черпай вдохновенье.
Как проведешь ее, так и пройдет,
Не забывай: она — твое творенье.
Сегодня свой день рождения отмечает человек, который мне дорог: Витаутас Бикульсюс. С известным литовским профессором, специалистом по французской литературе и переводчиком с разных европейских языков Витаутасом Бикульчюсом мне посчастливилось учиться вместе в аспирантуре Литературного института Союза Писателей СССР. Он поступил на год позже меня, будучи преподавателем Шяуляйского педагогического института. Я теперь не помню, каким образом это произошло, но мы с ним сразу подружились. Мы во многом отличались друг от друга, но было и немало общего. Мы оба любили футбол, кино, западную литературу. Но в отличие от меня Витас был чрезвычайно организованным, трудолюбивым и целеустремленным человеком. Тем не менее, полагаю, несмотря на мою очевидную неорганизованность, непоследовательность и недисциплинированность, верил, что все же я способен, если не сейчас, то когда-нибудь, совершить какие-то полезные вещи.
За всю жизнь меня окружали демотиваторы. Это те, у кого прямо на лбу написан вопрос: «А зачем это тебе надо?». Этот вопрос мне задавали, когда я начал усиленно учить русский язык. Потом этот же вопрос, но уже с усмешкой, стали задавать, когда я решил учить и английский. Поддержала меня только легендарный сальянский глазной врач Клавдия Флегонтовна, подарившая мне первый мой англо-русский карманный словарь. Потом мое желание одобрил и мой хороший товарищ Хабиб Зарбалиев, ныне известный не только в Азербайджане лингвист, приславший мне из Ленинграда солидный англо-русский словарь.
В Москву я попал прямо из деревни, по-русски говорил плохо, мучительно осваивал английский. А Витас посоветовал еще учить французский. Но советом не ограничился, купил на свои деньги прекрасный самоучитель французского и подарил мне…
Считаю, что благодаря именно Витасу я теперь могу читать французские газеты. Я перевел на азербайджанский всего Бодлера. Если когда-нибудь азербайджанский читатель оценит мой труд, думаю, Витаутас Бикульчюс в равной мере со мной заслуживает благодарность моего соотечественника…
В аспирантуре я скорее был случайным человеком – ученым я не стал. А Витаутас Бикульчюс давно прославился в Литве, и надеюсь, за ее пределами. Не сомневаюсь, что он прекрасный педагог и тонкий литератор. Радуюсь, что у него все так прекрасно сложилось. Как же за него не радоваться – ведь он был так добр ко мне…
С днем рождения, профессор!
Долгих лет жизни и здоровья, дорогой Витас!
Хейрулла ХАЯЛ
15. 05. 2020, Самара
Из «Яснополянских записок» Д.П. Маковицкого
1 декабря 1908
За чаем разговор о женитьбе. Пришел Л. Н. и сказал, что он как раз теперь писал об этом письмо6; что ошибка — представлять себе, что от женитьбы делается жизнь легче, приятнее — напротив, тяжелее; и жениться — это надеть на себя хомут. Это только романы кончаются так: поженились и были счастливы. На самом же деле это начало новых больших страданий.
Софья Андреевна: Если это испытывают мужчины, то что же должны испытывать женщины?
Л. Н.: И женщины, еще бы.
Софья Андреевна: Но почему же тогда женятся?
Л. Н.: Потому что это потребность, которой человек не может победить.
1927
В Баку до выступления было два свободных дня. На них он и надеялся.
Южное солнце быстро одолевало болезнь.
В эти дни он работал над стихами о Баку. Маяковский жадно вбирал в себя новый Баку: осматривал улицы, новостройки, восхищался первой в Союзе электрической железной дорогой, новым трамваем, заменившим унылую конку, побывал на нефтяных промыслах в Сураханах, на заводах.
И вместе с тем он ежедневно выступал: в Доме Красной Армии, на заводе имени Лейтенанта Шмидта, в рабочем клубе имени Шаумяна и у студентов, учителей… Read the rest of this entry
29 января 1984 г.
Весь мир болен – не в переносном, а в прямом смысле слова. Болен (похоже, безнадежно) и наш правитель. Не завершит он своей великой преобразовательной деятельности, хотя успел немало: окончательно испортил отношения с Америкой, приблизил войну, повысил стоимость почтовой марки на одну копейку, выпустил дешевую водку, которой народ присвоил его имя, напомнив о славной «рыковке», расстрелял директора Елисеевского магазина и снял вора Щелокова. Больше он ничего не успел, даже закончить дела Колеватова.
10-17 февраля 1984 г.
Сегодня с утра траурная музыка. Чуть больше года прошло, и опять перемена. На этот раз всё более смутно и непредсказуемо, чем в прошлом году.
Странное состояние: ни скорби, ни злорадства, ни сожаления, ни надежд. Конечно, Андропов хотел что-то сделать: навести хоть какой-то порядок, изменить безобразное отношение к труду, к своим обязанностям, хотел пробудить чувство ответственности и стремление к новому, лучшему. Он не преуспел в этом, да и не мог преуспеть. Нельзя перестроить жизнь гигантской запущенной, разложившейся страны с помощью одних постановлений да ужесточения режима. Он решил «дать нам волю», опираясь только на КГБ. Что и говорить,- мощный союзник, великий рычаг прогресса, но одного этого мало. Зато он прикончил литературу. Думаю, что навсегда. Кому захочется оживлять этот труп, ведь без нее куда спокойнее.
17 февраля 1984 г.
Существовал ли еще когда такой феномен, чтобы власть лезла к гражданам в душу, мозг, распорядок дня, чтение, постель, в задницу, наконец, и чтобы народ при этом настолько ее игнорировал, не замечал и не принимал всерьез? В этом есть что-то величественное. Обывателям (т. е. нормальным народным людям) наплевать с высокой горы, кто уткнулся в кормушку власти, есть ли у нас президент, или мы сироты, какая очередная ложь проповедуется с амвона, они настолько неотягощены внутренними обязательствами перед государством, что это почти свобода. Во всяком случае, внутренняя свобода. Американцев все-таки занимает, кто будет президентом, их тревожат военные ассигнования, волнует мировая обстановка. Нам на всё насрать. Мы так привыкли к лжи, что не верим в объективную реальность чего бы то ни было, кроме собственного быта, которого тоже нет. Вот уж воистину: «Мы живем, под собою не чуя страны». И дело-то, оказывается, вовсе не в Сталине. Он – просто крайнее выражение всех особенностей и тенденций этого строя. Как живет страна: продуктовые и транспортные муки, мавзолейные очереди и обувные магазины, телевизор, изредка кино и очень, очень много водки. Раз в году – отпускная страда. Всё. Да, еще возня с внуками, страдающими поголовно диатезом, желтухой и кретинизмом разного уровня.
Конечно, среди людской несмети попадаются и такие, что читают, ходят в музеи и на выставки, даже иногда думают, но таких совсем мало. Я не говорю о тех, кто читает в метро, ломится на выставки Глазунова и Шилова, подлинных властителей дум,- это шваль, уж лучше бы забивали козла и дули водку.
Азебрайджанский ученый рассказал хорошую историю об Алиеве. Команда «Нефтяник» играет из рук вон плохо, ей грозит переход в низшую лигу. Алиев вызвал к себе команду вместе с тренерами и два часа вправлял им мозги.
– Любит спорт? – спросил я.
– Нет.
– Любит футбол,- высказал предположение Косыгин.
– Нет.
– Любит команду,- догадался Стырикович.
– Нет. Любит поговорить.
– Ну а подействовала накачка? – спросил я.
– Они играли очередную игру с «Пахтакором». Тот тоже плохо выступает в этом году.
– Ну, и накостыляли ему?
– Нет. Проиграли четыре – ноль.
– Вот те раз? А чем тренер это объяснил?
– Сказал, что не повезло…
декабрь 1982
газета ОЧАГ (OCAQ) Самара 
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.